Эта просьба-мольба нашей севастопольской читательницы, «ребёнка войны», осталась в письме в редакцию, в письме из журналистского архива. Мы, увы, сейчас ничего не знаем об этой женщине, на 22 июня 1941-го, день начала Великой Отечественной, 9-летней Валечке Свистуновой, но её слова-просьба остаются, звучат… Они ведь не только от её имени, они от всех, на чьи судьбы, взрослость и, особенно, детство, выпала война. Любая, наша, за Отечество, за правду, за мир. Рассказывать будущему, не забывать!
«Забыть не велит…»Сколько их было в истории Родины, сколько, к сожалению, будет. Ведь миссия такая у земли нашей: помогать, защищать и спасать. В стольких войнах, где участвовала, участвует и, увы, всё же будет участвовать держава, защищающая справедливость и жизнь, каждый миг наполнен сражениями за это. И в быстротечности времени повторяется всё, тревожное, трагическое, героическое - как-то циклично. С разными деталями, событиями, местами, фактами, именами, но одной сутью, нашей державной миссией. Былое становится вечностью, и после каждого боя, каждой победы, и, что скрывать, случаются и поражения, хочется, ох, как хочется верить, что последние в истории те атаки, сражения, потери. Война - последняя. Но… И снова всё опять, атаки, сражения, потери, войны, разруха, голод, страх, несочетаемое «дети войны», мужество, отвага, подвиг… И память, что не стирается у тех, кто выстоял, прошёл, сумел, выжил. Память взрослых, избирательная в рассказах: когда большинство трудного навсегда в себе, переживаемо заново, - лишь глаза порой выдают эмоции, да дрожащие руки, спешно смахивающие слезу. А для других в словах - что полегче, шутя, и только о товарищах, не о себе на войне вспоминают реально прошедшие её. Память детей тоже избирательна, также прячет тяжёлое от других, прячет в душах, выдавая (если кто заметит) взглядом, дрожью рук, слезой. Но не забывается ничего, из того трудного, пережитого, выстраданного. Ведь дети на войне, «дети войны», также сражаются, борются, погибают, переживают, стараются. И всю жизнь помнят военное детство, имена родных из войны - любой, хоть столетия, десятилетия, хоть мгновения назад.
Уже после Великой Отечественной, через годы после Великой Победы, Анатолий Парпаре, «дитя войны», написал: «Детская память не всё сохранила/ Только такое забыть не велит./ Красные гроздья осенней рябины,/ Красные взрывы на белом снегу…». В его памяти оккупация Смоленщины, где чудом выжил с мамой Анной Михайловной, но оставил бабушку, дедушку, их односельчан из села Тыновка, тревога за папу-фронтовика, Анатолия Ивановича, к счастью, вернувшегося. И в тех стихотворных сроках, эмоции пережитого, не только им - всеми ребятами всех поколений, всех войн, эмоции, боль, мужество, отчаяние, стойкость. Память. Как и у читательницы нашей Валентины Николаевны Свистуновой-Микеровой, что с мамой Анной Кирилловной чудом выжила при оккупации Краснодарского края, но войны отняли мужчин: Первая мировая - братика Петю Нейланда и первого маминого мужа Петра Нейланда, Великая Отечественная забрала ещё одного брата Олега Петровича Нейланда и девочкиного папу Николая Ивановича Свистунова. И просила читательница через газету: «Давайте рассказывать о близких из той войны, чтобы не просто имена и даты на мемориалах и в Книгах памяти, чтобы они зримо были, Победа обрела лицо, их лица, истории, а не только имя. Чтобы они, ушедшие, нашей памятью продолжались. Ведь это наша родословная, наша боль. Давайте рассказывать»... И мы продолжаем вспоминать рассказы читателей, сохранившиеся в журналистском газетном архиве. Увы, сейчас об авторах воспоминаний уже ничего не знаем, но хочется верить, что их потомки, семьи, не забывают тех, кто выстоял в войну. И ждём новые рассказы читателей «о близких на войне», чтобы память обретала судьбы, лица, как 9 мая - в «Бессмертном полку».
Пал за СевастопольТа война, Великая Отечественная, как и остальные сражения, разрушила многие судьбы, семьи, осиротила детей, чьи отцы, а часто и мамы, стали вечностью, похоронками, извещениями о пропавших без вести…. Таким «без вести пропавшим» числится и Иван Степанович Черкашин, ставший навеки частью Севастополя, за который погиб в первый военный год. О нём писала в газету дочь Лидия Черкашина, и через годы мечтавшая, что «быть может, найдутся ветераны, смогут рассказать о последних днях моего отца. А может, всё-таки заинтересуются севастопольцы, увековечат память своего защитника на одном из мемориалов. Слышала, что открылся такой на бывшей 35-й батарее береговой обороны. Ведь отец мой в 36 лет погиб за Севастополь…». Мы не знаем, увековечена ли там память о солдате, ведь числится он в городе-герое «без вести», но есть строчка о том, что «пропал», в документах военного архива Министерства обороны страны, по послевоенному донесению Симферопольского горвоенкомата: «Иван Стефанович Черкашин, красноармеец, 1905 года рождения, Курская область, Прохоровский район, село Красное. Призван Симферопольским городским военкоматом в июле 1941-го, пропал без вести в декабре 1941-го. Жена Христина Фёдоровна Черкашина, домашний адрес: Симферополь, Украинка, улица Шахтёрская, 17». А в Книге памяти Севастополя и на портале «Крымфронт» есть запись: «Черкашин Иван Степанович, 1905 года рождения, Белгородская область, Прохоровский район, с. Красное. Призван Симферопольским городским военкоматом Крыма. Красноармеец, строевой. Пропал без вести в боях за Севастополь в декабре 1941 года».
«Папа был при штабе местной противовоздушной обороны Симферополя, который находился в здании мединститута, - вспоминала Лидия Ивановна. - 30 октября 1941 года папа пришёл домой взять смену белья и сказал, что их скоро отправят. На следующее утро мама пошла в мединститут, надеясь увидеть отца и узнать, где они будут. Но там уже никого не было. Сказали, что утром всех отправили в Севастополь. А ведь у них даже оружия не было. 2 ноября в Симферополе появились немцы. Через несколько дней стали возвращаться некоторые мужчины, которые были с отцом в отряде (один жил по Киевскому переулку, второй - на улице Машинистов). Сказали маме, что звали отца домой, а он ответил: кто же будет Родину защищать? Началась оккупация. Как мы её пережили, вспоминать страшно. Мне в 1941-м было 11 лет, брату - 10. Мама ходила по деревням: меняла вещи на продукты, шила людям за муку, крупы. Натерпелись мы горя и страха. Но всё верили, что папка наш где-то воюет, придёт к нам с победой. Освобождение Крыма - радость. Стала приходить почта, и мы каждый день ждали от папы письма».
Почта в Симферополе, освобождённом 13 апреля 1944-го, в Крыму, полностью освобождённом от фашистов 12 мая того года, начала работать одной из первых предприятий - все прекрасно понимали, как это важно, чтобы на выстоявший полуостров приходила почта, могла отправляться отсюда на фронт и в тыл. Ведь почти 900 дней не было связи, родные не знали о судьбах друг друга, молились, чтобы были живы, чтобы дождаться весточек. Но как часто почтальоны отводили взгляд, когда не было писем, когда вместо фронтового треугольничка ждал страшный казённый конверт - похоронка на погибшего, извещение о пропавшем без вести. Вот и в семью Черкашиных пришло такое извещение.
«В казённом конверте, на имя мамы: ваш муж пропал без вести в июне 1944-го. Где, как? Я писала в архивы по всему Союзу, в госпитали - ответ один: нигде не значится. Мы, дети и мама, всё равно ждали, а вдруг ошибка. После войны вернулся товарищ из отряда папы и рассказал, что держали они оборону в Севастополе. Кажется, на Сапун-горе тогда были. Фашисты вели артобстрел, бомбили. Тот товарищ, Шевченко, видел, как мой отец встал во весь рост, взялся за голову и сказал: «Вот дело - так дело!». Кровь текла из головы, он упал. Потом контузило Шевченко. Он пришёл в сознание на берегу моря: отправляли на Кавказ, грузили на корабль. Он спрашивал о людях, которые были с ним, о папе, но никого из них рядом не было. Затем понесли на корабль, но вернули: не было мест. Корабль ушёл в море, фашистская авиация потопила его. Удалось тому товарищу добраться на Кавказ, в госпиталь, уже на другом корабле. Так и выжил, к счастью, продолжал воевать. Интересовался судьбой нашего папы, но ничего не узнал. Значит, всё же погиб папа тогда в Севастополе, ведь был бы жив - отозвался бы. А нам везде отвечали: не числится, словно не было его…. А мы помнили, и выжили, той памятью тоже, наверное. Мама нас подняла, дала высшее образование. К сожалению, брат мой, преподававший в спецшколе на улице Футболистов, ушёл из жизни совсем молодым. Нет уже со мной дочки и мужа, 37 лет проработавшего на «скорой помощи». Нет и мамы. Когда её не стало, мы с мужем поставили на её могиле памятник и нанесли на нём и данные папы. Только дата смерти у него не указана, просто 1941 год. Наверное, всё-таки сердце мне это подсказало. А потом как-то сосед нашёл в интернете: папа мой пропал без вести таки в декабре 41-го. Вот такая память о нём. Очень хочется верить, что в Севастополе его имя увековечат на каком-нибудь мемориале, ведь он отдал жизнь за этот город». Хочется верить, что и могила супругов, жены Христины, мужа Ивана (кенотаф, просто имя на памятнике) и иные захоронения членов этой семьи не затерялись на старых погостах, что не забыли людей. Помним!
Наталья БОЯРИНЦЕВА.